В последнем варианте остается открытым только один вопрос – на каких правах будут существовать представители исчезнувшей цивилизации в принимающих их цивилизациях – на правах младшего брата или старшего слуги?
Сегодня мы также становимся очевидцами рождения, точнее воскрешения пятой самобытной человеческой цивилизации планеты Земля. Эта пятая цивилизация сейчас пробивается сквозь толстую скорлупу второй цивилизации, где она долго находилась в состоянии комы после опустошительного нашествия конкистадоров и удушающего пресса доктрины Монро. Население стран Центральной и Южной Америк, очевидно, откалывается от второй, западноевропейской цивилизации, возвращая себе из пепла самосознание уничтоженных великих цивилизаций инков и ацтеков.
Теперь о столкновении цивилизаций, о котором упоминает Хантингтон. Он считает, что в глобализированном мире международные конфликты усилятся, но будут проходить не по национальным границам, а по границам цивилизаций.
«Но на глубинном уровне западные представления и идеи фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, японской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства. Усилия Запада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против «империализма прав человека» и способствуют укреплению исконных ценностей собственной культуры».
Да, вторая цивилизация характерна тем, что в ее представлении идеальной формой существования человечества является именно форма человека-шарика, ни от кого и ни от чего не зависящего. Соответственно, вторая цивилизация очень плохо переносит существование других трех и постоянно пытается их или себе подчинить или переделать по своему образу и подобию. Обладая при этом огромными материально-техническими ресурсами, она провоцирует напряжение и конфликты, пытаясь диктовать всем свои представления о «правильном» устройстве человеческого общества. Естественно, что такое отношение порождает ответную реакцию. К сожалению или к счастью, конфликт цивилизаций лежит значительно глубже, чем внешние различия культуры и традиций. Вот об этом, глубоком внутреннем конфликте цивилизаций почему-то не принято говорить вслух, эта тема считается не слишком политкорректной и поэтому на нее до сих пор негласно наложено табу. Однако нам необходимо хотя бы в общих чертах коснуться и ее. Рассмотрим этот, успешно замалчиваемый конфликт цивилизаций на примере самой либеральной демократии Европы – Нидерландов.
До последнего времени всеми людьми в европейских странах, обеспокоенными сложным положением с эмигрантами, в основном представителями исламских стран, считалось, что достаточно решить проблемы жилья, трудоустройства и образования и проблемы эмиграции исчезнут. Одним словом, проблема интеграции воспринималась всего лишь как задача решения социально-экономических проблем приезжих. Органы власти трудились во всю в этом направлении, но проблемы только усиливались и принимали совершенно неожиданные формы. В Роттердаме, например, самой опасной стала профессия учителя в обычной школе, а школьницы 13–14 лет вынуждены не расставаться с ножами, чтобы быть готовыми в любую минуту к обороне от насильников, от которых не спасают даже школьные стены. Первым иначе попытался взглянуть на проблемы интеграции голландец Пим Фортайн. Рискуя быть обвиненным в крайнем национализме, он тем не менее все же сообщил широкой публике, что проблема интеграции заключается в глубокой разнице культур и менталитета основного населения и эмигрантов, а не в отсутствии у последних работы и подходящего образования. Его недвусмысленные высказывания взволновали общественность Нидерландов и нашли широкие отклики у коренного населения. За неделю до выборов, на которых его партия могла учинить сенсацию, набрав огромное количество голосов, он был убит активистом организации по защите диких зверей. Но его смерть все же подняла вопрос, который не решен и сегодня. Для нас, представителей четвертой цивилизации, и без дискуссий и горячих полемик в общих чертах эта проблема ясна. Человек, всю свою сознательную жизнь проживший в пуританских условиях истовой религиозности и невинности, где считается позорным и постыдным не только обнажение, но даже упоминание в общественном месте интимных органов и тем более интимных действий, вдруг видит на улицах своей новой родины ничем не прикрытые писсуары и писающих мальчиков разного возраста, ничуть не стесняющихся проходящих мимо женщин и детей. И женщины точно так же не стесняются, не плюются в сторону охальников, а как ни в чем не бывало проходят мимо. Это повергает вновьприбывшего в шок, в его голове закручивается мощный вихрь, сметающий всю прежнюю систему ценностей, которая вела до сих пор его по жизни. Нидерланды для него – вожделенная страна, рай на земле и безусловный авторитет. Поэтому не прикрытую, с его точки зрения, вопиющую аморальность он воспринимает как однозначный сигнал к вседозволенности. Приезжий делает простой, логичный и неизбежный вывод: в этой благодатной стране разрешено все, и самый большой успех среди молодежи может иметь только тот, кто развязаннее, наглее и бесстыжее остальных. Он строит свои отношения с новой родиной и ее представителями исходя из этого правила, оставляя свои прошлые нравственные установки для внутреннего употребления в семье. Большинство эмигрантов не имеют никакого представления ни об истории Европы, ни о ее культуре и причудливо переиначивают в своем сознании все увиденные явления в соответствии со своими представлениями о приличии, чести и достоинстве человека.