Подобные тесные отношения между сотрудниками западных фирм большая редкость. Там повсеместно царят предельная вежливость, корректность и полная загруженность рабочего времени непосредственно работой. Личная жизнь сотрудников, как правило, широко не обсуждается и поэтому остается для остальных тайной за семью замками. Темами общего разговора во время кофейной паузы обычно являются результаты последнего футбольного матча, наиболее подходящий тип шампуня для мытья особо лохматых собак, самая экономичная посудомоечная машина или перспективы автомобилестроения. Обычное явление, когда люди, многие годы проработавшие вместе, понятия не имеют даже о семейном положении своего коллеги, но при этом в коллективе всегда сохраняется прекрасная, ничем не омраченная дружеская атмосфера. Такое устройство производственных отношений исключает отрицательное влияние на рабочий процесс каких-либо межличностных трений и конфликтов между сотрудниками ввиду их отсутствия, но одновременно лишает работников возможности проявления в рабочее время каких-либо других чувств и интересов, кроме чувства долга перед работодателем.
Шестое лирическое отступление. Нерасположенность к откровенному общению с себе подобными, сокрытие своих внутренних переживаний за дежурной приветливой улыбкой, по нашим понятиям, типичны для самовлюбленного, высокомерного эгоиста, которому глубоко наплевать на окружающих и их проблемы. Но придерживаться подобного мнения в отношении немцев – большая ошибка. Отсутствие явной или показной заинтересованности в личных делах другого, вопросов типа: «Как твой, по-прежнему крепко закладывает?» говорит об их такте и воспитанности, а вовсе не о том, что они равнодушны к чужим проблемам и горю. Наоборот, самоотверженность тех же немцев, их готовность в любую минуту прийти на помощь, оказать реальную поддержку терпящему бедствие, как мне кажется, намного выше, чем у нас. И я лично имел возможность в этом убедиться. Знакомая картина для наших дорог – стоит на обочине автомобиль, уткнувшись носом в придорожную канаву. Все проезжают мимо, и редко кто останавливается, чтобы узнать, не требуется ли помощь. Нечто подобное случилось и со мной, но в Германии. Поздним декабрьским вечером я ехал домой по хорошо знакомой мне дороге. Несколькими часами ранее я уже по ней проезжал и ничего особенного не заметил, поэтому совершенно спокойно вошел в знакомый короткий серпантин. Вдруг фары встречных машин дружно поползли на мою полосу. Желая сохранить надлежащее расстояние от встречной полосы, я неосторожно дернул руль, и тут же фары встречных и ехавших за мной машин слились в одну танцующую карусель. Все закончилось, когда машина уткнулась в конце концов носом в насыпь обочины. Не успел я облегченно вздохнуть, бессмысленно уставясь в руль, как тут же в мою дверцу кто-то резко застучал. Ничего не соображая, я ее открыл и увидел сразу несколько искренне взволнованных лиц, озабоченно глядевших на меня. Девушка, стоявшая впереди всех, держа в руке наготове мобильный телефон, тревожно спросила: «Все в порядке?» Я неуверенно пожал плечами и кивнул головой в ответ. Все облегченно улыбнулись, я вышел из машины и осмотрелся. На обочине дороги стояли сразу три автомобиля, ехавших за мной, а окружавшие меня люди были их пассажирами. Мой автомобиль почти полностью соскользнул с дорожного полотна и не мешал движению остальных, поэтому они остановились только ради меня. Я почувствовал некоторую неловкость, так как из-за моей небрежности столько людей переволновалось. Бросив беглый взгляд на машину и не заметив серьезных повреждений, я поспешно всех поблагодарил и уже было попрощался, одновременно прикидывая в уме, что я буду делать дальше с застрявшим автомобилем. Но не тут-то было, мои добровольные помощники и не думали меня покидать. Они твердо и дружно заявили, что помогут мне выехать на дорогу и не уедут, пока не уеду я. Смутившись окончательно, я сел за руль, они со всех сторон обступили машину и принялись ее выталкивать из придорожной канавы. Но от волнения я сильно газовал, грязь летела во все стороны, в особенности на одежду помогавших мне людей, и нам никак не удавалось выехать на дорогу. Тогда один молодой человек отдал команду «стоп» и, подойдя ко мне, доброжелательно объяснил мне мою ошибку. После немалых, приложенных простыми человеческими руками усилий моя машина стояла на дороге. Только тогда немцы, как обычно мило и сердечно улыбаясь, попрощались со мной и пожелали мне счастливого пути.
Заканчивая описание некоторых отличительных особенностей русского характера, сформировавшихся под влиянием общинной среды, нельзя обойти вниманием еще одну важную черту нашего народа, отличающую его от европейских народов и имеющую ту же общинную природу. Это отношение родителей к собственным детям.
В период ранней молодости, когда твои друзья пачками возвращаются со срочной службы в армии, я как-то случайно встретил своего давнего знакомого с необычным для Сибири прозвищем – Одиссей. Он находился на последнем градусе счастья, наслаждаясь безграничной свободой после суровой уставной жизни. После обычного обмена новостями об общих знакомых я попытался выведать его дальнейшие жизненные планы, в частности, меня интересовал источник его будущего существования. На мой вопрос, как это было тогда модно, он ответил вопросом: «Что это за родители, которые не прокормят собственного сына до его пенсии?». Эта невинная полуправда-полушутка превратилась в трагическую реальность массового характера в 90-е годы в России, когда по произволу «младореформаторов» на улицу были выброшены миллионы ни в чем не повинных тружеников. Больше того, уничтожив одномоментно миллионы рабочих мест, на которых честно трудились эти работники, и не создав ничего взамен, они заявляли, что все люди, оказавшиеся безработными, в т. ч. специалисты высокой квалификации, есть попросту лентяи, не способные своим трудом обеспечить себя и свою семью. Видимо, уровень их экономических познаний позволял им отождествлять количество уничтоженных ими рабочих мест в современной промышленности с числом ларьков на автобусных остановках. Вот именно в этот период, когда огромные массы трудоспособного населения России оказались за бортом жизни, а те, кто остался работать – врачи, учителя и прочие бюджетники не получали многими месяцами даже своих мизерных зарплат, вступило в действие высказывание моего знакомого. Роль кормильцев семьи взяли на себя пенсионеры, спасая от голода и холода своих детей и внуков своей крохотной пенсией, на которую «реформаторы» не рисковали покуситься, опасаясь повсеместных бунтов. А в дальних деревнях и до сегодняшнего дня пенсия стариков является единственным источником поступления живых денег в бюджет семьи.