В западном обществе такая продолжительная и плотная опека родителями своих детей исключена. К. П. Победоносцев, описывая англосаксонское общество в упомянутой статье, кратко замечает по этому поводу:
«Каждый привыкает с юности сам собою держаться, сам устраивать судьбу свою и добывать себе хлеб насущный. Родители не обременены заботой об устройстве судьбы детей своих и об оставлении им наследства».
В самостоятельности немецких детей убеждаешься в Германии на каждом шагу (не путать с турецкими детьми – их отношения с родителями более схожи с нашими): в раннем детстве они резво и самозабвенно скачут по лужам – матери в этот момент преспокойно сидят на скамейке и читают журналы; став постарше, они также весело скачут по велюровым сиденьям в салоне автобуса, и никто не делает им замечания; еще больше повзрослев, они курят сигареты, сидя прямо на заиндевевших камнях бордюра поздней осенью, девушки обычно демонстрируют при этом обнаженную нижнюю часть спины с продолжением, и опять взрослые не рискуют подходить к ним со своими советами. Одна моя знакомая немка рассказывала мне, как нетерпеливо ее 17-летняя дочь считает дни и часы до того момента (напомнив мне наших дембелей), когда ей исполнится 18 лет. С этого возраста в Германии молодой человек становится совершенно независимым и самостоятельным, хотя и продолжает учиться в школе. Родители с этого момента в школу уже не приглашаются и не имеют никакого влияния на своего ребенка.
Как-то мы ехали с коллегой в командировку, дорога была долгая, зашел разговор и о детях. Я заметил, что воспитание в семье детей-погодков имеет свои преимущества, но и создает определенные трудности, в том числе финансовые. Например, приобретение прав на вождение автомобиля довольно дорогое удовольствие для обычной семьи, и оно становится особенно дорогим, если в семье сразу несколько соискателей. Коллега отреагировал немедленно и категорично на мое замечание – «а какое дело родителям до того, что хочет иметь их совершеннолетний ребенок?» (право на вождение автомобиля в Германии, так же как и самостоятельность, получают с 18 лет). На этом наша дискуссия о трудностях взращивания детей в Германии закончилась, едва успев начаться. При всей этой подчеркнутой отстраненности от жизни собственных детей немцы умудряются оставаться самыми сентиментальными и чадолюбивыми родителями – у каждого второго на рабочем месте по-домашнему стоит или висит в рамке семейная фотография.
Несмотря на то, что под стеклами наших рабочих столов размещались исключительно календари, всевозможные технические таблицы и в лучшем случае портреты Юрия Никулина, отношение к детям было и остается у нас совсем другим. Теплым весенним днем ребенок выходит погулять на улицу в обязательном сопровождении мамы, папы, бабушки или дедушки. Его влекут необъятные просторы сказочного мира, в каждой луже он видит бескрайнее море, в трех деревьях он видит полный тайн загадочный лес, в кустах– притаившегося Змея-Горыныча и, разумеется, ему самому необходимо все это изучить, потрогать, пощупать, всюду залезть повыше и поглубже нырнуть. Но уже звучит предостерегающий окрик матери– «не лезь в грязь– сапожки запачкаешь!». И бедный ребенок раздирается дилеммой – или залезть в эту сверкающую, соблазнительную лужу, но огорчить при этом любимую мамочку, или обрадовать мамочку, но остаться в полном неведении насчет глубины лужи, температуры и степени прозрачности ее воды, а также вида ее возможных обитателей. Так и воспитывается в сознании наших детей с ранних лет жесткая зависимость от старших, сильных и властных, пропадает тяга к самостоятельности и инициативности. И такому воспитанию наши дети обязаны не только своим сердобольным родителям, но и школе, всем окружающим. Знакомая картина – в автобус входит класс школьников для посещения какого-то музея или общественного мероприятия. Дети находятся в самом расцвете, в орлином возрасте – 8—11 лет, и, конечно же, как любые нормальные дети этого возраста, громко галдят, смеются, толкаются, обращая мало внимания на окружающих. Зато окружающие, особенно пожилые женщины, начинают резко и раздражительно покрикивать на резвящихся от ощущения полноты жизни деток и сетовать на распустившуюся молодежь, как будто дети должны неслышно перемещаться друг за другом мелкими шажками, сложив руки за спиной и скорбно опустив свои вихрастые головенки.
Плотная опека родителями своих детей в наших семьях напоминает возню маленьких девочек с их куклами, безропотно исполняющими все капризы и распоряжения своих юных диктаторш. Поэтому происходящий рано или поздно неизбежный разрыв между родителями и детьми – при отъезде на учебу в другой город, при отбытии к месту службы в армии – у нас всегда сопровождается слезами мам и бабушек. На мой взгляд, эти слезы имеют две основные причины. Во-первых, с отъездом ребенка родители теряют основной и любимый объект своих тревог и забот, их дальнейшая жизнь без собственного чада в непосредственной близости в какой-то степени теряет смысл; а во-вторых, в глубине души они понимают, что их ребенок, благодаря их неустанной о нем заботе, мало приучен к самостоятельной жизни и поэтому любые ставшие на его пути трудности и соблазны вдалеке от их бдительного ока могут оказаться для него роковыми.
Маленькая сценка из повседневной производственной немецкой жизни. Рабочий подходит к заводским воротам, в одной руке у него разноска с инструментом, в другой внушительная электродрель с длинным, скрученным кольцами кабелем. По-видимому, он выполнял работу где-то за территорией предприятия и возвращается в цех. Ворота полуавтоматические, без охранников и вахтеров, оборудованы переговорным устройством и представляют собой одну длинную створку, отъезжающую в одну сторону и освобождающую свободное пространство шириной метров в шесть для проезда грузовых машин. Рядом с воротами установлена калитка для персонала, которая открывается приложением пластикового пропуска к считывающему элементу. Ворота стоят перед рабочим распахнутыми во всю ширину и вокруг ни души – только что выехал автомобиль, и установленная для начала закрытия ворот пауза еще не истекла. Рабочий, не обращая никакого внимания на свободный путь, опускает на асфальт разноску, лезет рукой в карман комбинезона за пропуском, прикладывает его в положенном месте, щелкает замок, он толкает калитку, подхватывает разноску и заходит на территорию. Только в этот момент ворота трогаются с места и медленно проезжают положенные шесть метров до полного закрытия. Я не сомневаюсь, что в Германии найдутся, конечно же, немцы, которые в данном случае не станут терять время на открытие калитки, а просто пройдут в свободный проезд ворот. Но я готов держать какое угодно пари, что во всей России не найдется ни одного такого «ненормального» русского, который в подобной ситуации сунется к запертой калитке или хотя бы на мгновение засомневается, каким путем ему следует идти.