Управление мировоззрением. Развитый социализм, зре - Страница 54

Прибавьте, что она служит за самую скромную плату, немыслимую у нас в Петербурге, и, сверх того, с нее требуется, чтоб одета была чисто. Заметьте, что в ней нет ничего приниженного, забитого: она весела, смела, здорова, имеет чрезвычайно довольный вид, при ненарушимом спокойствии. Нет, у нас так не работают; у нас ни одна служанка не пойдет на такую каторгу, даже за какую угодно плату, да, сверх того, не сделает так, а сто раз забудет, прольет, не принесет, разобьет, ошибется, рассердится, «нагрубит», а тут в целый месяц ни на что ровно нельзя было пожаловаться. По-моему, это удивительно – и я, в качестве русского, уж и не знаю: хвалить или хулить это? Я, впрочем, рискну и похвалю, хотя есть над чем и задуматься».

Я могу свидетельствовать, что безупречное обслуживание на курортах Германии сохранилось со времен Достоевского до наших дней совершенно без изменений, несмотря на отгремевшие революции и войны. Как-то мне удалось пройти оздоровительный курс в одном из немецких санаториев, и я должен сказать, что обслуживание там было организовано блестяще, несмотря на явную малочисленность персонала. Наша официантка успевала обслуживать с десяток столов в завтрак, обед и ужин и никогда не путала наши имена.

Безусловно, индустриальный период развития СССР, основывавшийся не только на трудовом энтузиазме, но и во многом на принудительном характере укрепления производственной дисциплины, особенно в военное время, различия в отношении к труду между немцами и русским существенно сгладил, хотя и не устранил совсем. К 70-м годам труд для многих стал превращаться из осознанной необходимости в потребность, как это и предусматривалось моральным кодексом строителя коммунизма. Менялось отношение к работе. Из тяжелой обязанности она становилась в какой-то мере делом жизни, в котором человек мог реализовать свое умение, амбиции, организаторские и творческие способности. Трудовая и общественная жизнь коллективов фабрик и заводов становилась насущной потребностью для большинства трудящихся, где они обретали широкие возможности для самореализации, обзаведения товарищами и даже устройства личной жизни.

Перестроечное и постперестроечное время развалило не только уже достаточно высокую к тому времени сознательную дисциплину труда, но и растоптало в пыль чувство гордости работника за свою профессию, сделало издевательски-карикатурным естественное человеческое чувство морального удовлетворения от хорошо выполненной работы. Все эти необходимые в жизни человека эмоции были подменены пустым звоном монеты. Свободные прежде в выборе профессии и места работы люди, трудившиеся с осознанием своей ответственности перед обществом и даже перед грядущими поколениями, за несколько лет лишились права выбора и профессии и места работы. Бывшие советские инженеры и техники, квалифицированные рабочие быстро превратились из независимых, полных человеческого достоинства гордых тружеников в безропотно-послушных и бесправных поденщиков, всегда готовых к любой, самой грязной, тяжелой и опасной работе по 12 и более часов в сутки за оскорбительные гроши.

Комплекс деревенского мальчика, оказавшегося в большом городе

Если спросить немца о том, каким он видит путь для стирания границ между городом и деревней, то он не поймет, что от него требуется и о чем вообще идет речь. Немецкая деревня – это населенный пункт, внешне ничем не отличающийся от города – те же аккуратные улицы, покрытые асфальтом или мощенные камнем, те же зеленые газоны, телефонные будки, крепкие особнячки и супермаркеты на окраине, закупаться в которые приезжают и жители близлежащих городов. С другой стороны, разъезжая по крупному немецкому городу, можно увидеть типичную сельскую картину – вклинившееся в его черту засеянное поле с мирно ползающим по нему стрекочущим трактором. Одним словом, налицо торжество гармонии городской и сельской жизни.

Недавно мы узнали, что в России XXI века жители 40 тысяч деревень не знакомы с телефонной связью, не говоря уж о прочих благах современной цивилизации. Поэтому неудивительно, что в первой половине XX века и позже деревенским юношам и девушкам впервые в их жизни удавалось видеть паровозы, дома в несколько этажей, освещенные улицы и теплые туалеты только в 17–18 лет, при переезде в город для учебы, работы или прохождения армейской службы. Это открытие нового, фантастического для них мира, с одной стороны, приводило их в восторг и бурное восхищение всем увиденным, а с другой стороны, ввергало их в глубокое уныние или даже депрессию, поскольку отсталость их прежней деревенской жизни была вопиющей. Уже привыкшие чувствовать себя в своей деревне важной частицей общества, которую все знали, привечали и даже отмечали за какие-нибудь заслуги в классе или за помощь на колхозном поле, они сразу терялись в городской среде, где никому не было до них дела. Возникал мощный комплекс собственной неполноценности, который только усиливался при контактах с их городскими сверстниками, легкими и непринужденными в общении, острыми на язык и постоянно язвительно подтрунивавшими над неуклюжестью «деревенщины». Пропасть, разделявшая их и городских жителей, казалась непреодолимой. Но отступать они не могли, поэтому мужественно учились жить с нуля в этом новом мире.

Переезжавшую в середине XX века в города СССР деревенскую молодежь можно условно разделить на три категории. К первой категории следует отнести в основном деревенских девушек, которые любой ценой стремились стать горожанками, чтобы освободиться от тяжелого деревенского труда. Для этого они использовали хроническую нехватку рабочей силы на крупных промышленных предприятиях в крупных городах, предлагавших сразу прописку и место в общежитии. Устроившись на таком предприятии, они не особенно утруждали себя добросовестной работой, полностью сосредоточиваясь на поисках выгодного жениха. Вторую категорию составляли способные деревенские юноши и девушки, для которых небогатый выбор рабочих специальностей и ограниченный профессиональный рост в деревне препятствовали развитию способностей и реализации их мечты – стать летчиками, инженерами, строителями мостов, самолетов, водителями поездов и капитанами кораблей. К третьей категории отнесем в основном деревенских юношей с отсутствующей ярко выраженной мечтой об овладении какими-то конкретным уменьем и специальностью и с соответственно отсутствующим конкретным призванием. Они ехали покорять города, горя единственным желанием – стать начальником, «большим человеком». Третью категорию переселенцев роднит с первой одно важное свойство. В отличие от второй категории, для которой первейшим мотивом переезда было овладение своим, самым интересным для этих ребят делом, получение необходимых знаний и навыков в выбранной профессии путем кропотливой учебы и работы, для представителей первой и третьей категорий приезжих важнейшим было достижение определенного положения в обществе. Они пытались достичь намеченного места в обществе быстро и любой ценой, совсем не обязательно путем скрупулезного постижения премудростей теории и практики каких-то учебных дисциплин. Как раз эта третья категория деревенских переселенцев нас интересует в первую очередь. Остановимся на ней подробнее.