Управление мировоззрением. Развитый социализм, зре - Страница 68

Третье ностальгическое отступление. Я всегда с особо теплым чувством вспоминаю радостную атмосферу страстной тяги всех окружавших меня людей к высоким образцам культуры и искусства, в которой я вырос. Наши родители, пережив страшную войну и работая на заводах в три смены, наизусть знали «Сильву» и «Веселую вдову»; старались не пропускать новых постановок в театрах; они зачитывали до дыр книги современных и классических авторов, передавая их друг другу по установленной очереди; они стремились к получению новых знаний, выписывая в массовом порядке научно-популярные издания, например «Науку и жизнь», выходившую тогда трехмиллионным тиражом. Неуемная тяга наших родителей к прекрасному, к новым знаниям и культуре отчасти передалась и нам. Эту тягу поощряла и развивала общеобразовательная школа, приглашая на встречи с учащимися писателей и поэтов, артистов театров. Учащиеся музыкальных школ, в которых были представлены все слои населения, практически бесплатно получали тогда годовые абонементы на посещение концертов симфонического оркестра, сами выступали с профессиональных сцен и записывались на радио. Мы тоже, как наши родители, бегали на премьеры, старались не пропускать новые фильмы, чтобы потом горячо обсуждать их достоинства у себя в отделах. Но особой страстью были всегда книги. Общества книголюбов присутствовали почти во всех коллективах. Книги были в огромном дефиците, а за подписными изданиями устраивалась настоящая погоня, смахивающая на золотую лихорадку. Меня эта лихорадка почему-то не задевала, хотя мои знакомые из числа книголюбов постоянно меня приглашали попытать счастья в лотерее-розыгрыше подписных изданий. И вот как-то они мне сообщили, что в ближайшее воскресенье будет разыгрываться собрание сочинений

Стефана Цвейга. Я давно хотел почитать этого автора, и тут мне представлялась возможность запросто и навсегда заполучить его произведения. В следующее воскресенье, около 11 часов я прибыл к известному мне книжному магазину и был поражен на месте открывшейся мне картиной. Огромная очередь людей, выстроившихся в подобие колонны первомайской демонстрации с шеренгой в 5–6 человек, начинаясь от входных дверей книжного магазина, тянулась по тротуару прилегавшей прямой улицы, частично захватывая ее проезжую часть, и уходила в бесконечность, исчезая в неразличимом далеке. Я немного приуныл, но от моих приятелей я знал, что эта очередь отличается от прочих тем, что товара, т. е. разыгрываемых билетов, хватит на всех. А там уже дело за счастливым случаем. Я твердо решил найти своих знакомых и отправился в путешествие вдоль очереди. Погода была великолепная, светило яркое солнце, народ в очереди непринужденно коротал время, обмениваясь свежими новостями и анекдотами. Вдоль улицы проезжали автобусы, везущие людей со знаменитой на весь регион местной барахолки – вещевого рынка. Те из пассажиров, которые впервые ехали этим маршрутом, испуганно таращились в окна автобусов, пытаясь лихорадочно угадать, какой «дефицит» привлек такие толпы народа. Я нашел своих знакомых, и мы незаметно, за разговорами выстояли эту исполинскую очередь и получили бумажки с номерами. Счастье в этот раз от нас отвернулось, но нам не хотелось расставаться, поэтому мы зашли в ближайший магазин, взяли там пару бутылочек кубинского рома, светлого, как тот яркий солнечный день, закуску и направились домой к неподалеку жившему нашему товарищу. Таммы задушевно обсудили все интересовавшие нас проблемы и усталые, но довольные поздним вечером разошлись по домам. Мне настолько понравился этот день, что я тут же непременно решил стать книголюбом. В следующее воскресенье я был на месте гораздо раньше, чем в первый раз. Но в этот день моросил противный дождик, от проходивших мимо автобусов летели грязные брызги, а в очереди я никак не мог найти своих приятелей. Напрасно прошлепав по лужам вдоль очереди два раза, я, проходя мимо остановки, вдруг заметил подъехавший к ней свой автобус и, недолго думая, запрыгнул в него, благоразумно решив, что мне проще и быстрей купить интересующие меня книги в букинистическом магазине или на той же барахолке. В крайнем случае, к моим услугам всегда открыты двери публичных библиотек и читальных залов, в которых сидеть куда приятней, чем стоять в этой очереди всего лишь для того, чтобы сразиться в проигрышную лотерею. Так я и не стал книголюбом.

Возможно, что одной из причин развития и закрепления у Сахарова стойкой позиции очернителя СССР явилась неустроенность его личной жизни. Вот что пишет Рой Медведев о знаменитой сахаровской квартире, воспетой в романтических диссидентских легендах:

«О жизни А. Д.Сахарова в квартире на улице Чкалова имеется много воспоминаний. Мне приходилось позднее читать восторженные описания по поводу скромности и непритязательности Сахарова, которого телефонные звонки часто будили уже в б часов утра. После ухода гостей Сахаров сам мыл или, вернее, перемывал всю посуду. Я также видел все это, но у меня подобные картины вызывали лишь сожаление. Сахаров просто нуждался в нормальном горячем ужине и не мог есть из грязных тарелок. Елена Георгиевна Боннэр имела много достоинств как подруга и соратница Сахарова, но ее трудно было бы назвать спокойной и мягкой женщиной, внимательной женой и хорошей хозяйкой. Даже ее дочь Татьяна иногда при гостях разговаривала с академиком с раздражением, а то и грубо. Е. Г.Боннэр принимала живое участие во всех моих разговорах с Сахаровым, причем активно вмешивалась в разговор, не останавливаясь и перед весьма резкими выражениями. В таких случаях Сахаров лишь нежно уговаривал свою жену: «Успокойся, успокойся»».