Управление мировоззрением. Развитый социализм, зре - Страница 82

Второй миф о Гайдаре, изо всех сил раздуваемый либеральными СМИ, рядит его в мантию выдающегося ученого-макроэкономиста. Постараемся разобраться и в этом вопросе, в теоретических и практических достижениях этого «ученого».

Патриотическая пресса обвиняла и обвиняет Гайдара в том, что якобы он, являясь ярым поклонником Милтона Фридмана, создателя теории монетаризма, некритично и слишком буквально следовал всем рекомендациям нобелевского лауреата при проведении «реформ», в то время как требовалось учитывать российскую специфику. В такой интерпретации вся проведенная Гайдаром «шоковая терапия» оказывается всего лишь непреднамеренной, досадной ошибкой в выборе средств, приведшей к трагическим результатам. Что ж, такое возможно и иногда случается и в науке, и в практике.

Но вот что говорит сам Гайдар по части «примененной» им в России теории:

«И кейнсианцы, и монетаристы, и социально ориентированное государство, и «классическое рыночное», и либерально-консервативные и социал-демократические правительства на Западе – все это относится к одной глобальной традиции, которую они сумели сохранить, – к социально-экономическому пространству западного общества, основанного в любом случае на разделении власти и собственности, легитимности последней, на уважении прав человека и т. д. Войти в это пространство, прочно закрепиться в нем – вот наша задача. Решим ее, тогда и поспорим о разных моделях».

Это очень важная и ценная для нас оговорка. Ценность ее возрастает многократно по той причине, что она сделана «по горячим следам» – в 1994 году в книге Гайдара «Государство и эволюция». Из цитаты однозначно следует, что ни фридманы, ни кейнсы, ни хайеки, ни какие-либо другие ученые и созданные ими экономические теории к «реформам» в России не имеют никакого отношения. Целью гайдаровских реформ было всего лишь «вхождение в западное пространство» любой ценой, без решения каких-либо конкретных задач. Стало быть, «реформы» проводились Гайдаром хотя и в рамках «вашингтонского консенсуса», но практически на собственный вкус и, согласно цитате, не имели конкретного плана. По той же цитате, они были обращены к установкам периода начала образования «пространства» западной цивилизации. Очевидно, что к моменту написания Марксом первого тома «Капитала» этот период Европа уже давно прошла. Поскольку в качестве решающего аргумента в пользу рыночных реформ всеми либералами и Гайдаром в том числе назойливо использовалась пресловутая легенда о «невидимой руке» рынка, заботливо и бескорыстно все расставляющей по своим местам и изобретенная Адамом Смитом еще в XVIII веке, то нам ничего другого не остается, как искать воспетую демократическими СМИ вожделенную цель реформ советского общества именно там, в Европе конца XVIII века. Чем же были милы сердцу Гайдара те диковатые времена, когда гения человечества Моцарта, как умершую бездомную зверушку, полили известью и зарыли в общей яме на окраине блестящей столицы могущественной европейской империи? Ведь сам Адам Смит писал тогда свои сочинения, беспощадно выщипывая перья у ни в чем не повинных гусей (науке и технике того времени было не по зубам изготовление их заменителей из стали); алхимики все еще сидели в своих кельях, упорно пытаясь найти философский камень; а передовое просвещенное общество развлекалось поочередным окунанием кусочков лапши в различные химические растворы, пытаясь из теста получить «живых» червячков. Ответ на поставленный вопрос очень прост. Подробно описанные Адамом Смитом «законы» самого примитивного товарного рынка в отсутствие акционерных обществ, товарных бирж, банковской и страховой систем, элементов государственного регулирования и планирования были единственно понятными и доступными «младореформаторам», и именно поэтому они постоянно обращались к авторитету Адама Смита и изобретенной им волшебной «невидимой руки». По их представлениям современный рынок практически ничем не отличается от рынка XVIII века и выглядит примерно так: на площади стоят три торговки яйцами, подошли четыре покупателя – цена поднялась, два покупателя ушли на другую площадь – цена опустилась. Вот и вся наука. Пример можно усложнить – одна из торговок, наиболее предприимчивая, помыла яйца в ближайшей луже, нарисовала свинцовым карандашом на их скорлупе пару миленьких цветочков и сразу выгодно продала свой товар, обойдя незадачливых конкуренток.

Когда речь заходила о современной промышленности, Гайдару, очевидно, представлялись все те же картинки XVIII века. Английский классик политэкономии в свое время величал производство булавок целой промышленной отраслью и искренне восхищался «великим» достижением современной ему организации производства, которое «сложный труд производства булавок» догадалось разделить аж на 18 отдельных операций! (Интересно, что бы он сказал и написал, увидев горы конструкторской и технологической документации, необходимой для изготовления только одного крыла современного самолета?)

Цитируя современных экономистов, жонглируя выхваченной из их книжек терминологией, на самом деле Гайдар в своем представлении о современном производстве не поднялся выше примитива XVIII века. Он, облегчая себе жизнь, прячась за цветистую демагогию, просто игнорировал тот факт, что мир, экономика, производство и его организация кардинально изменились и неимоверно усложнились даже со времен Маркса и Энгельса. Его понимание современного развития науки, техники, организации производства так и осталось на уровне булавок Адама Смита. Только полный профан мог позволить себе сравнивать несравнимые вещи – социально-экономические системы Польши и России, безапелляционно утверждая при этом, что если Польша пережила «шоковую терапию», то нет никаких сомнений, что точно так же ее переживет и гигантская Россия.